Зачем Московия стала Русью ???

Ученые ломают копья в самоназвании Русь. При этом аргументы и теории привлекаются самые разнообразные. Для «патриотов» это становится полей идеологической битвы с англо-саксами и рептилоидами.  Однако в наши дни появляется все больше материалов, которые, безусловно, требует осмысления для понимания сути происходившего исторического процесса.

Вы можете удивиться, но впервые официально слово «Россия» употреблено в театральной программе киевского театра в 1674 году применительно к царскому титулу. Конец XVII и начало XVIII вв. стали временем, когда все прежние наименования были окончательно вытеснены в пользу «Россия» даже и для внутреннего употребления. Новое значение государства и его возросший международный вес были подчёркнуты в принятии им официального имени «Российская империя» по указу Петра I в 1721 году, после победы в Северной войне.

Если же вернуться на несколько столетий назад, то для понимания ситуации стоит ответить на вопрос - зачем Великое княжество Московское переименовалось в Россию ?

 В наши дни историки в целом довольно солидарны, в том, что источником заимствования слова «Россия» на Руси стала греческая книжность. При этом следует признать, что слово это возникло без всякой связи с исторической Русью. Впервые свирепый северный народ Рош упомянут в библейской Книге Иезекииля и связан, наряду с народами Гог и Магог, с пророчеством о конце света. В греческом языке еврейское Рош записывалось как Ρως или Ηρως. В VI веке н.э. сирийский хронист Захарий Ритор упомянул современный ему народ Ηρως где-то на севере, причём некоторые историки считают, что в этом имени были отражены уже какие-то смутные сведения о конкретном народе русов.

В IX веке венеды стали совершать морские набеги на берега Византии и опустошать её города, многие сочли это исполнением библейского пророчества. Книжное Ρως было легко отождествлено с этим народом. Уже в X веке византийцы стали называть страну, где живут, как они полагали, русы, именем Ρωςια.

В болгарском источнике название Русия впервые засвидетельствовано в конце XIV века. Нет никаких сведений, что в русских источниках оно появилось раньше конца XV столетия. Однако с это времени оно встречается всё чаще и чаще, в течение XVI века становится обыденным и в XVII столетии утверждается окончательно. Греческая буква Ω читалась славянами как У.

Последняя треть XV века была временем, когда Москва заканчивала выстраивать вокруг себя державу из прежде самостоятельных русских княжеств и республик. Но обозначение «всея Руси» как претензия на все русские земли появилось в титулах московских князей и митрополитов ещё раньше. Да и не только, впрочем, московских. Впервые прибавление «всея Русии» появилось в титуле киевского митрополита Константина II, занимавшего кафедру в 1167-69 гг. Русские митрополиты обычно были греками, поэтому использовали слово «Русиа, Росиа» на свой манер. Отсюда оно стало усваиваться и русскими.

В титулах князей это обозначение появляется с начала XIV века, причём первоначально так назвали русских властителей сами греки. Первым титул господаря всея Русии употребил константинопольский патриарх Нифонт (1310-1314) в письме к великому князю Тверскому и Владимирскому Михаилу Ярославичу. Позднее, прочно завладев Владимирским престолом, этот титул уже сами на себя примеряют великие князья Московские – Иван I Калита (1325-40), Симеон Гордый (1340-53), Василий I (1389-1425).

Разделения русских земель и вхождения большей их части в составе Великого княжества Литовского не забывалась былая политическая и национальная общность. В Воскресенской и Никоновской летописях под 1395/96 годом приводит «список всех градов Руських», в котором перечислены города не только в пределах бывшей Киевской Руси, но также и новые, основанные за её пределами.

Такое понимание единства Русской земли подготовило ирредентистское – в целях национального воссоединения – использование термина «всея Руси» московскими великими князьями с конца XV века. Одновременно оно подготовило почву и для переименования государства.

Надо помнить, что Московское княжество было лишь одним из русских княжеств. В течение XIV-XV вв. ещё боролось за главенство в северо-восточном углу Руси с Тверью, Рязанью, Нижним Новгородом, Великим Новгородом. Хотя, ещё с начала XIV века московские князья пафосно награждали себя титулом князей «всея Руси», этот титул означал лишь притязания, но не имел реального наполнения. Кроме того, большая часть древнерусских земель входила в состав Литвы. Не случайно литовские паны и польская шляхта упорно продолжали называть северо-восток Руси Московией, специально подчёркивая, будто это государство не имело отношения к Руси.

Конечно, московские русские никогда не называли своё государство Московией, да и на Западе это слово приживалось плохо. Так, когда от московского великого князя Ивана III в 1472 году явилось посольство в Рим просить руки папской воспитанницы, византийской принцессы Зои-Софьи, то оно было официально названо в документах Ватикана «посольством государя Белой Рутении». Рутенией по-латыни издавна называлась Русь на Западе.

Чтобы возвыситься над прочими русскими государствами в глазах и самих русских, и иноземцев, нужен был разрыв с прежним провинциализмом – с названием города. Это было сложно сделать на базе привычного термина Русь, к которому можно было привычно приставить какое-то прилагательное и объявить, что, да, есть Русь Московская, но это ещё не вся Русь. Московская Русь претендовала на то, чтобы сделаться единственным Русским государством, московский великий князь – государем над всеми русскими землями. И тут пришёлся к месту давний греческий термин. Его закреплению способствовала женитьба московского великого князя Ивана III на византийской царевне Софье.

Это был поворотный момент в истории названия страны. Греческое слово «Росиа/Русиа» с конца XV века всё чаще используется в официальных документах, особенно дипломатической переписке московских великих князей и царей. Оно как бы обозначало вхождение в международное сообщество не одного из русских государств, которых раньше было несколько, а единственного легитимного государства русских.

Издавна Русь называлась в Западной Европе тоже не только Ruthenia, но и Rusia. Так, галицкий князь Юрий Львович (1301-16), получивший в 1305 году от римского папы титул короля, именовался, судя по печати, Regis Rusicus. Поскольку Rusia читалось большинством европейцев как «Рузиа», то с какого-то времени в него стали добавлять второе «с» для большей точности. Уже отсюда двойное «с» перешло в официальный титул русских царей.

Впрочем, мог быть и другой источник. Ещё в XVI веке в некоторых русских сочинениях, под влиянием греческого прочтения, встречается этноним «росс». В XVII веке прилагательное «русский» часто заменяет старинное «руський».

Можно по разному воспринимать приведенную выше аргументацию, однако очевидно что вся современная европейская и вслед за ней отечественная наука избегает упоминаний венедов и того мощного пласта культуры, который с этим связан. Такой подход начинается с пятнадцатого века и активно поддерживает до сих пор после того, как Эней Сильвий Пикколомини (1405-1464), ставший в 1458 г. папой Пием II, в своей книге «De Europa», опубликованной в 1490 г., высказал предположение, что славяне пришли в Европу из Азии в период так называемого "переселения народов", эта мысль была заимствована венским историком Вольфгангом Лазиусом (ум. 1565). Будучи ярым сторонником пангерманской исторической концепции, Лазиус в книге «De genitium aliquot migrationibus», опубликованной в 1600 г. во Франкфурте, утверждал, что потомками Иафета, сына Ноя, который якобы вместе со своими семью сыновьями заселил необитаемую Европу, были германцы или тевтонцы.

До Пикколомини никто ничего не знал о гипотетическом "переселении народов", и ни один писатель или хронист не сообщал, что славяне не жили постоянно на своей исконной территории. Ранние славянские хронисты считали славян автохтонным населением, например, русский летописец Нестор (ум. 1116), чешские хронисты Космос (ум. 1125), Далимил (ум. 1311), Пулкова (ум. 1380); польские хронисты Галл (ум. 1130), Кадлубек (ум. 1220) и Длугза (ум. 1460). Нет никаких доказательств в пользу того, что на территории обитания славян проживал какой-то иной этнос. Тем не менее, с этим мнением считались все, поскольку об этом некогда заявил сам папа Пий II (Пикколомини), у которого по причине войн и народных волнений в V и VI вв. не было четких представлений об этнографическом облике Европы.

Немецкие историки все решительнее настаивали на автохтонности немцев и своем историческом праве собственности на территорию центральной Европы. На рубеже XVIII и XIX вв. агрессивную германскую политику укрепляла еще и кельтомания. Кельты провозглашались германским этносом, а немецкий язык - древнейшим в мире, поскольку кельты якобы были потомками библейского Омира, сына Иафета.

Теория "переселения народов" окончательно оформилась во второй половине XIX в., во времена Бисмарка. Тогда Берлинский университет под руководством археолога Коссинны придал этой теории научную базу. Целью данной теории было показать, что историческое право владеть территорией Центральной Европы остается за тем, кто первым занял ее. В связи с этим немецкие специалисты (Вирхов, Коссинна, Фосс и др.) утверждали, что лужицкая культура не может быть славянской, обосновывая тем самым неполноценность культуры славян. Немецкие археологи не хотели признавать славянской и культуру погребальных урн. По их мнению собственно славянская материальная культура появляется лишь в IX- X вв., когда в обряде погребения мертвых под влиянием христианства стало преобладать трупоположение. Этой теорией они хотели показать, что славяне в Европе - всего лишь "незваные гости", и тем самым привить им чувство собственной неполноценности.

Против официальной версии Берлинского университета, согласно которой славяне пришли в Европу лишь в V и VI вв., решительно выступил Шембера.Он рассматривал теорию "переселения народов" как самую страшную ошибку в толковании древней истории Центральной Европы. Шемберу поддерживали другие историки и археологи, прежде всего русские (Попов, Уваров) и польские (Мацивьовский, Войцеховский). Шафарик и Суровицкий утверждали, что венеты, как балтийские, так и адриатические, были славянами, а данные сравнительного языкознания подтверждают, что они жили в Европе еще с доисторических времен.

Под тяжестью контраргументов немецкие историки вынуждены были переместить прародину славян на территорию Украины, на заболоченные берега Припяти. Нидерле позже перенес ее в поречье Вислы и Днепра. После Второй мировой войны Ян Чекановский расширил славянскую прародину до Одера и Ниссы. Эту гипотезу польские ученые обосновали с помощью данных антропологии, этнографии, археологии и языкознания, доказав тем самым, что славяне были прямыми наследниками лужицкой культуры. Это решало отчасти образом проблему славянства на севере, но в отношении южных территорий вопрос оставался открытым.

В словенских землях теория переселения народов начала внедряться в конце XVIII века. При этом словенские авторы делали акцент на славном прошлом словенцев (Линхарт), подчеркивая, что словенцы являются потомками венетов (Копитар) или иллиров (Водник). Первым, кто написал, хотя и не очень уверенно, что предки словенцев якобы пришли в Европу после 579 г., был Марко Хансиц (1782). В целом же до второй половины XIX в. теория "переселения народов" в Словении не имела статуса научной. Этот статус она приобретает лишь во второй половине XIX в. под влиянием берлинской исторической школы.

Целям сознательной германизации словенского населения Австрии служили экономика, государственный аппарат и - что еще страшнее - школа. Этому давлению с самого начала противодействовала словенская интеллигенция, объединившаяся вокруг Янеза Блейвейса и издаваемого им сборника «Novice». Так, Даворин Трстеняк, Петер Хицингер, Антон Кремпель и другие отстаивали идею автохтонности словенцев и доказывали, что венеты, или венды, были нашими предками («Novice» 1854, 1855, 1857, 1860; «Kres» 1881, 1886 и т.д.).

В сухом остатке остается важный момент национального самосознания, который является важной частью исторической преемственностью, что обеспечивает связь поколений и стабильность культурного наследия для грядущих потомков. Подвергая забвению свои исторические корни венедов как автохтонного населения Европы, мы ставим себя в положение изгоев, для которых нет места в будущем.